Быть непохожим на других. Взгляд издалека
Павол Баранай, президент Клуба 2008-2010, Надежда Филина
Быть непохожим на других — естественная потребность человека. Это дает уверенность своей ценности, в своей неповторимости, необходимости. Человек рождается, живёт и умирает в одном и том же кругу, находится в окружении одних и тех же людей, и при стабильной экономической базе не испытывает потребности в другом сообществе. Бенедикт Андерсон назвал нацию «воображаемым сообществом», которое создаётся и удерживается не личным знакомством её членов, а силой их воображения и братских чувств. Формируясь, единство людей ломает эту картину: люди становятся всё более и более мобильными, соседские, а иногда и семейные связи распадаются. Мир всегда развивается в сторону сложности, а не наоборот. Нация возникает и развивается вместе с формированием производственных отношений, затем преодолевает национальную замкнутость и раздробленность, образовывается общая система хозяйства, общий рынок, создается и распространяется общий язык, общая культура, единая образовательная система, единая версия истории, литература, религия и общие ценностные принципы. Нация становится социальной конструкцией, составляющие части которой объединены одной судьбой и надеждами.
Люди имеют самые разные представления о том, что такое нация. Возьмем, к примеру, русских, очень многие понятие «русские» определяют по разному: одни — относят к этому понятию всех, кто является носителем языка и культуры; другие — тех, кто исповедует православную религию; третьи — всех живущих на территории Российской федерации; четвертые тех, кто имеет типичные русские лица и фамилию с окончанием «ов» или «ев». На самом деле все не так просто. В представлении большинства людей: в Испании живут испанцы (в испанской Конституции записано, что существует испанская нация, в которую входят все, кто живет в Испании), во Франции — французы… Но то, что во Франции живут корсиканцы и фламандцы и они борются за то, чтобы их не отождествляли с французами, мы игнорируем, потому что большинство об этом не знает. То, что в Китае живут сто миллионов не-китайцев, которые говорят на других языках, мы об этом даже не задумаемся. Нация для нас это государственное образование, имеющее один язык и одну культуру, но на самом деле все сложнее. Например, мексиканцы так же многоязычны, как и жители Российской Федерации, в Мексике десять процентов жителей вообще не знают испанского языка. Такая страна, например, как, Индия, считается однородной, в которой якобы живет единая нация, но это тоже не так. Есть понятие канадской нации — это все жители Канады, граждане, считающие себя канадцами.
Обычно политические лидеры, во всем мире стремясь объединить население своей страны, выдвигают какой-либо единый общий символ, так называемую национальную идею: например армяне — геноцид начала ХХ века, евреи — холокост, украинцы — голодомор, чеченцы — войну за освобождение. И такая идея становится объединяющим моментом и направляет человеческую общность к совместным действиям и обретению чувства собственной ценности, а лидеры, несущие эту идею, добиваются своих политических целей. Национальная идея не должна быть направлена на разрушение, на разжигание ненависти, она должна объединять и созидать.
Анализ того, что происходит в мировой экономике, навевает грустные мысли, достаточно двадцати процентов всего населения земного шара, больше рабочей силы не потребуется. Если эти двадцать процентов будут активно участвовать в жизни общества, производить и потреблять, к ним можно прибавить еще один процент тех, кто унаследует большие деньги, что же делать остальным восьмидесяти, неужели они смирятся со своей ролью отверженных? Вряд ли!
Поэтому всем политикам нужно задуматься над тем, что нельзя, так как это происходит в современном мире, лишить миллионы людей работы и социальной защиты, и остаться безнаказанным. Чтобы понять это, не нужно быть ясновидящим, обязательно что-то случиться, и начало этому чему-то уже сейчас положено, обнищание людей ведет к назреванию всевозможных конфликтных ситуаций и недовольств из-за отсутствия прочной основы для существования. Кризисные явления нарастают и приобретают все более угрожающие масштабы.
Неравноценность возможностей и статусов ведет к возникновению терроризма и экстремизма, к увеличению критического взрывоопасного противостояния и кризисам системы, объединенной духовно-ценностной ориентацией.
Успехи нынешней социальной инженерии создают иллюзию всесилия управленческой касты. Замена политики политтехнологией (черным пиаром) приводит к тому, что общество превращается во что-то нереальное и страдает от этого в первую очередь сама политика, отменяющая социальную направленность и заменяющая ее технологиями массового манипулирования и зомбирования. Все это приводит к образованию государства тотального контроля и оборачивается социальными катаклизмами, примером этому может служить то, что происходит сейчас в Украине, многочисленные акции протеста предпринимателей против принятия налогового кодекса, который значительно ухудшал их налоговые права.
В Европе существуют два принципиально различных типа нации: политическая (её признаки историческая территория, политико-юридическая общность и равенство ее членов), характерная для стран старой Европы и этническая (природно-культурные факторы и язык как основной инструмент ее достижения), присущая странам «новой» Европы, в том числе постсоветским государствам.
В результате длительного совместного существования в СССР и активных миграционных процессов население почти всех постсоветских республик в этническом, социальном, культурном и религиозном аспекте обрело столь своеобразные черты, что установить в «чистом» виде его идентичность оказывается очень непростой задачей. Даже процентное соотношение различных групп населения в плане их национальной, культурной и религиозной идентичности.
При отсутствии такой четкости правящая элита, выбравшая соответственный настрой на духовно-ценностную ориентацию, и действующая с помощью волевых «импульсов», вызывает ненужное брожение общества и связанные с ним социальные трения.
Недостаточное осознание своей сходства и связанные с этим проблемы этнического, социокультурного, религиозного характера усугубляют многочисленные причины, вызывающие глубокий духовно-ценностный кризис на территории постсоветского пространства. Неудивительно, что постсоветские республики оказались наиболее восприимчивы к тем изменениям, которые в развитых и странах третьего мира прокладывают себе дорогу не революционным (скачкообразным), а сугубо эволюционным менее заметным, не лавинообразным путем.
Социалистическая система ценностей рухнула практически одновременно и не смогла стать основой для поиска основ нового существования. Она доживает свой век лишь в воспоминаниях людей, не способных к переориентации.
Именно поэтому поиски новой системы ценностей в постсоветских странах происходят при отсутствии вообще какой-либо эффективно работающей системы жизненных ориентаций, и у таких поисков отсутствует коррелятивный элемент, по отношению к которому может выстраиваться новая система ценностей.
Когда нет развитых и эффективно функционирующих духовно-ценностных ориентаций и привычки к юридическо-правовому или патриархально-религиозному регулированию социальных процессов, закрепленному в подсознании многих поколений, уважению к Институту Права — дозволенным становится все! Как в свое время Питирим Сорокин сказал: «Если ни религиозные, ни этические, ни юридические ценности не контролируют наше поведение, что тогда остается? Ничего, кроме голой силы и обмана». А это порождает «…моральный цинизм, нигилизм и принцип «сила есть право».
В постсоветских странах до недавнего времени единственным ориентиром было преобладание силы и насилия, именно право делает страну цивилизованной: «…право — по преимуществу социальная система и, притом единственная социально дисциплинирующая система. Социальная дисциплина создается только правом; дисциплинированное общество и общество с развитым правовым порядком — тождественные понятия», такое определение праву дает Б.А. Кистяковский.
Но проблема у большинства стран, образовавшихся на постсоветском пространстве, состоит в том, что нет должного уважения к Институту Права и никогда не было. У этих стран, вышедших еще из Российской Империи «нарушают закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство» писал еще Герцен, в середине ХIХ века. Другими словами, уважения, закрепленного в подсознании многих поколений к Институту Права нет, поэтому и возникают множественные проблемы и бедствия.
И тогда чтобы отвлечь от необходимости задумываться о причинах бедствий, постигших страну, семью, лично человека, появляется подсовывается образ врага, и для массового сознания все становится предельно просто и понятно. Во всем и всегда виновен враг. Задача уничтожения этого врага постепенно приобретает навязчивые формы и превращается в своеобразную манию. Появляется азарт преследования жертвы, и гордость, когда эта жертва превращается в добычу, срабатывает инстинкт победителя, для которого нет ничего невозможного. Тем более что «охота» ведется не в одиночку, и никто ничем не рискует, а завладеть можно — в воображении, — чуть ли не всем миром.
И гражданские, и религиозные войны всегда начинались, на базе этнонациональной и религиозной ксенофобии, являющейся одной из самых древних комплексов массового сознания, которые не без успеха культивируют и используют как правители всех стран и народов, так и оппозиционные силы, рвущиеся к власти.
Любой разумный человек, хоть сколько-нибудь способный к последовательным выводам, никогда не соблазнится на эти добровольно надеваемые на себя шоры, сужающие его взгляд на мир до небольшого фрагмента. Тем не менее, и национальный и религиозный фундаментализм с завидным постоянством возрождается снова и снова.
Национализм (как радикальная идеология и социальная практика) никогда не имел ничего общего с процессами возрождения национальных культур и формами проявления культурных приоритетов. Он всегда был методом и средством достижения с помощью культуры — политических целей. Это следует из самой его природы. Потому что радикальный национализм как идеология и социальная практика — это культивирование в сознании людей национальной принадлежности и использование её как руководящего принципа политической борьбы. Уже поэтому это является формой разделения людей на «своих» и «чужих». Национализм объединяет людей всегда «против» кого-то или чего-то, представляет собой средство борьбы с кем-то или чем-то. В этом проявляется его далеко не «ангельская», а агрессивная, сущность, тем более, когда речь идет о национальном радикализме, базирующемся на идеологии фундаментализма.
В настоящее время именно национальный фундаментализм практически на всей территории постсоветского пространства превратился в весьма распространенную идеологию и практику социального и государственного реформирования. Если учесть, что такая идеология и практика не может получить сколько-нибудь широкого распространения без гласной или негласной поддержки со стороны правящей верхушки, то можно предположить, что именно эта политическая сила способствуют распространению идеологии и социальной практики фундаменталистского толка.
Основная цель, которая лежит в основе позиции правящей верхушки власти, — это стремление «перевести стрелки», отвлечь население, переключить его внимание с действительных проблем на надуманные. Во многих постсоветских странах идет ожесточенная борьба между правящими и рвущимися к власти политическими силами. С помощью этнического и религиозного фундаментализма, а точнее — их последовательными сторонниками, власть приобретает дополнительный механизм своей поддержки и одновременного воздействия на население.
Проповедники таких идеологий и социальных практик, как правило, агрессивны и непримиримы, и прекрасно понимают, что полностью зависят от Власти, которая дала им возможность всплыть на поверхность социальной и политической жизни. Именно поэтому они любыми способами, вплоть до экстремизма и терроризма, будут стоять горой за такую, способствующую их деятельности или закрывающую на нее глаза, власть, и будут противодействовать любой власти, которая не дает им возможности разжигать ксенофобские настроения в обществе, основанные на патриотической, языковой, культурной или религиозной основе.
После хаоса, возникшего после распада Советского Союза и неразберихи вызванной пониманием того что произошло, необходимо было спокойно и непредвзято проанализировать сложившуюся ситуацию, и это не позволило бы превратить возникшие после распада государства в зоны повышенного риска.
Те, кто оказались в то время у власти, старались её удержать в своих руках любыми способами и сохранить государственную независимость. А для этого им важно было не вносить изменения в устройство государства, а убедить население в том, что независимость — единственно возможный путь к процветанию и благоденствию. Базой для этого должна была независимость, а не промышленный, научно-технический и аграрный потенциал страны, задействованный в государственном переустройстве, и помощь ЕС и США.
Имелось в виду, что капиталы запада широким потоком потекут в Латвию и позволят ей разрешить все стоящие перед ней проблемы. Всячески пропагандируя тезис из известного романа — «заграница нам поможет!», власть внушала населению страны мысли о том, что Латвия без каких-либо существенных собственных усилий превратится в одну из самых процветающих стран мира и латыши русского происхождения в скором времени за счастье почтут сменить свое российское гражданство на латышское.
В первые годы после получения Латвией независимости вопросы экономического, политического, гуманитарного характера занимали лишь второстепенное место в системе государственных интересов. Страна нуждалась тогда в национальном и государственном самоопределении, в осознании себя не осколком империи, а исторически сформировавшейся социальной общностью, неслучайно получившей государственную независимость.
Почти никто не задумывался (а может не хотел задуматься?) над тем, что вопросы государственного строительства и реформирования, представляют собой сложную задачу, разрешить которую непросто, потому что это потребует довольно много времени и ни о каком процветании в ближайшие годы речь быть не может, а строительство и реформирование может быть успешным только в том случае, если его основой станет осознание необходимости этого строительства и реформирования (для чего и что реформируем и строим?), а также механизмов, с помощью которых можно достичь результат.
Именно из-за этого Латвия оказалась неспособной на первом этапе, как независимое государство трезво оценить ситуацию внутри страны и свое место в мировом сообществе, наметить приоритетные, с учетом специфики её промышленной инфраструктуры, области экономического развития, четко сформулировать определенные, реально достижимые и стра"тегически важные цели внутренней и внешней политики. В результате, всего за несколько лет после независимости Латвия растеряла большинство из тех преимуществ, которые у неё были на стартовой позиции, и столкнулась с глубоким системным кризисом, затронувшим практически все области, которыми она была представлена как государство.
В последствии этого возникли:
• полная дезорганизация промышленности и сельского хозяйства;
• непрерывно скачкообразно увеличивающийся внешний долг государства;
• финансовый крах;
• не выплачиваемая месяцами, а то и годами заработная плата; растущая безработица;
• все увеличивающийся отток из страны научных кадров и высококвалифицированных специалистов;
• доктора наук, торгующие на «блошиных» рынках ширпотребом; нищие и бомжи, заполонившие улицы;
• растерянные и неспособные справиться с нарастающим валом преступности органы МВД,
• нарастающее социальное напряжение в обществе.
При попытке оправдать сложившееся в те годы положение дел ссылаются на отсутствие в стране собственных энергоносителей, козни России и неоправдавшиеся надежды на существенную помощь запада. При всем желании с этим трудно согласиться.
Только очень наивные люди могли рассчитывать на то, что запад будет вкладывать своей кровью и потом нажитые капиталы в экономику страны, промышленность которой неконкурентоспособна, сельское хозяйство в запустении, инфраструктура не отвечает современным требованиям, правовая база рыночной экономики отсутствует, а экономическая преступность процветает. Только очень наивные люди могли рассчитывать, что другие государства, включая и Россию, будут заниматься благотворительностью, вместо того чтобы отстаивать собственные национальные интересы. Не было учтено то, что на территории Латвии нет, в отличие от ряда других постсоветских стран, нефти и газа с помощью которых можно было бы не только удовлетворить собственные запросы, но и, экспортируя их, подпитывать экономику в процессе ее реформирования существенными финансовыми инъекциями.
Основной причиной того, что Латвия уже в первые годы после приобретения независимости растеряла все свои козыри и оказалась в состоянии кризиса, был непрофессионализм управленческой верхушки, и её же чрезмерные и необъяснимые с позиций здравого смысла запросы. Именно непрофессионализм и чрезмерные запросы привели к тому, что усилия по реформированию страны носили не целенаправленный и последовательно реализуемый, а ситуативный и противоречивый характер.
Если то, чего для себя и от мира хочет Россия, никому ни в России, ни за ее рубежом неизвестно, то устремления Латвии были абсолютно прозрачны. Уже в первые годы после независимости Латвия наглядно показала и доказала, что она хочет всего и сразу! Но стремясь получить все и сразу, она потеряла способность приобрести хоть что-нибудь.
Любой аналитик скажет, что стремление получить все и сразу может возникнуть лишь в рамках неструктурированного индивидуального или предметно-ориентированного сознания, а системно-структурированное сознание всегда связано с выделением других содержательных преимуществ и отвечающих им внешних целей.
В первые годы после независимости политическая верхушка Латвии только делала вид, что занимается государственным строительством и реформаторством. В действительности она занималась совсем другим — самоосознанием, самопознанием и самоутверждением. Получив власть, политический истеблишмент Латвии довольно долго не мог осознать, что в отличие от наследственной монархической власти, власть в демократическом государстве — это четкая фиксация цели, при этом сама власть является одним из инструментов её достижения.
Но даже если бы формирующаяся в первые годы независимости политическая верхушка Латвии уяснила бы эту цель, то в дальнейшем последовательно к ней идти, вряд ли бы оказалось бы возможным. Дело в том, что достижение цели в рамках сложного процесса кардинального реформирования общества тесно связано с уровнем профессионализма тех, кто осуществляет подобное реформирование, то есть представляет собой исполнительную, законодательную и судебную ветви власти. А так как политическая верхушка в момент получения независимости Латвии не имела необходимого контингента высококвалифицированных кадров соответственного профиля; многие из тех профессионалов, которые имелись, вследствие факторов языкового, идеологического, финансового характера в первые же годы после независимости поспешили покинуть Латвию; косность, инертность и нечистоплотность определенной части политиков, во всем блеске проявившиеся во время получения независимости, привели к тому, что едва ли не все нестандартно мыслящие талантливые специалисты, которые способны были быстро адаптироваться к новым условиям и предложить действительно перспективные пути изменения государства и общества, оказались отстраненными от власти и принятия судьбоносных решений; а еще и потому, что обрести власть всеми правдами и неправдами стремились люди, меньше всего думавшие о благе народа, ни о каком кардинальном реформировании речи быть не могло.
Позже положение начало меняться. Постепенно политический истеблишмент учился управлять страной и пришел к осознанию того, что всеобъемлющее, системное и кардинальное реформирование необходимо проводить и чем быстрее тем лучше. Более того, со временем стали все более различимы попытки сделать четкие и вполне определенные выводы: сравняться с европейскими странами в социокультурном и экономическом развитии Латвия не сможет, если будет ориентироваться на принципы игры в «догонялки».
Другими словами, прошедшие годы не явились временем загубленных надежд и развеявшихся иллюзий. Латвия многому научилась и в будущем положение в стране должно измениться к лучшему. Нужно понять, что поиск новых принципов реформирования и перспективных ориентиров развития связан, прежде всего, с жёсткой самооценкой, то есть с конкретизацией представления о том, что Латвия представляет собой сегодня. Позиция страуса спрятавшего голову в песок абсолютно бесперспективна.
Павол Баранай, президент DEC 2008-2010, Надежда Филина
г. Баньска-Быстрица, Словакия
г. Киев, Украина
Быть непохожим на других — естественная потребность человека. Это дает уверенность своей ценности, в своей неповторимости, необходимости. Человек рождается, живёт и умирает в одном и том же кругу, находится в окружении одних и тех же людей, и при стабильной экономической базе не испытывает потребности в другом сообществе. Бенедикт Андерсон назвал нацию «воображаемым сообществом», которое создаётся и удерживается не личным знакомством её членов, а силой их воображения и братских чувств. Формируясь, единство людей ломает эту картину: люди становятся всё более и более мобильными, соседские, а иногда и семейные связи распадаются. Мир всегда развивается в сторону сложности, а не наоборот. Нация возникает и развивается вместе с формированием производственных отношений, затем преодолевает национальную замкнутость и раздробленность, образовывается общая система хозяйства, общий рынок, создается и распространяется общий язык, общая культура, единая образовательная система, единая версия истории, литература, религия и общие ценностные принципы. Нация становится социальной конструкцией, составляющие части которой объединены одной судьбой и надеждами.
Люди имеют самые разные представления о том, что такое нация. Возьмем, к примеру, русских, очень многие понятие «русские» определяют по разному: одни — относят к этому понятию всех, кто является носителем языка и культуры; другие — тех, кто исповедует православную религию; третьи — всех живущих на территории Российской федерации; четвертые тех, кто имеет типичные русские лица и фамилию с окончанием «ов» или «ев». На самом деле все не так просто. В представлении большинства людей: в Испании живут испанцы (в испанской Конституции записано, что существует испанская нация, в которую входят все, кто живет в Испании), во Франции — французы… Но то, что во Франции живут корсиканцы и фламандцы и они борются за то, чтобы их не отождествляли с французами, мы игнорируем, потому что большинство об этом не знает. То, что в Китае живут сто миллионов не-китайцев, которые говорят на других языках, мы об этом даже не задумаемся. Нация для нас это государственное образование, имеющее один язык и одну культуру, но на самом деле все сложнее. Например, мексиканцы так же многоязычны, как и жители Российской Федерации, в Мексике десять процентов жителей вообще не знают испанского языка. Такая страна, например, как, Индия, считается однородной, в которой якобы живет единая нация, но это тоже не так. Есть понятие канадской нации — это все жители Канады, граждане, считающие себя канадцами.
Обычно политические лидеры, во всем мире стремясь объединить население своей страны, выдвигают какой-либо единый общий символ, так называемую национальную идею: например армяне — геноцид начала ХХ века, евреи — холокост, украинцы — голодомор, чеченцы — войну за освобождение. И такая идея становится объединяющим моментом и направляет человеческую общность к совместным действиям и обретению чувства собственной ценности, а лидеры, несущие эту идею, добиваются своих политических целей. Национальная идея не должна быть направлена на разрушение, на разжигание ненависти, она должна объединять и созидать.
Анализ того, что происходит в мировой экономике, навевает грустные мысли, достаточно двадцати процентов всего населения земного шара, больше рабочей силы не потребуется. Если эти двадцать процентов будут активно участвовать в жизни общества, производить и потреблять, к ним можно прибавить еще один процент тех, кто унаследует большие деньги, что же делать остальным восьмидесяти, неужели они смирятся со своей ролью отверженных? Вряд ли!
Поэтому всем политикам нужно задуматься над тем, что нельзя, так как это происходит в современном мире, лишить миллионы людей работы и социальной защиты, и остаться безнаказанным. Чтобы понять это, не нужно быть ясновидящим, обязательно что-то случиться, и начало этому чему-то уже сейчас положено, обнищание людей ведет к назреванию всевозможных конфликтных ситуаций и недовольств из-за отсутствия прочной основы для существования. Кризисные явления нарастают и приобретают все более угрожающие масштабы.
Неравноценность возможностей и статусов ведет к возникновению терроризма и экстремизма, к увеличению критического взрывоопасного противостояния и кризисам системы, объединенной духовно-ценностной ориентацией.
Успехи нынешней социальной инженерии создают иллюзию всесилия управленческой касты. Замена политики политтехнологией (черным пиаром) приводит к тому, что общество превращается во что-то нереальное и страдает от этого в первую очередь сама политика, отменяющая социальную направленность и заменяющая ее технологиями массового манипулирования и зомбирования. Все это приводит к образованию государства тотального контроля и оборачивается социальными катаклизмами, примером этому может служить то, что происходит сейчас в Украине, многочисленные акции протеста предпринимателей против принятия налогового кодекса, который значительно ухудшал их налоговые права.
В Европе существуют два принципиально различных типа нации: политическая (её признаки историческая территория, политико-юридическая общность и равенство ее членов), характерная для стран старой Европы и этническая (природно-культурные факторы и язык как основной инструмент ее достижения), присущая странам «новой» Европы, в том числе постсоветским государствам.
В результате длительного совместного существования в СССР и активных миграционных процессов население почти всех постсоветских республик в этническом, социальном, культурном и религиозном аспекте обрело столь своеобразные черты, что установить в «чистом» виде его идентичность оказывается очень непростой задачей. Даже процентное соотношение различных групп населения в плане их национальной, культурной и религиозной идентичности.
При отсутствии такой четкости правящая элита, выбравшая соответственный настрой на духовно-ценностную ориентацию, и действующая с помощью волевых «импульсов», вызывает ненужное брожение общества и связанные с ним социальные трения.
Недостаточное осознание своей сходства и связанные с этим проблемы этнического, социокультурного, религиозного характера усугубляют многочисленные причины, вызывающие глубокий духовно-ценностный кризис на территории постсоветского пространства. Неудивительно, что постсоветские республики оказались наиболее восприимчивы к тем изменениям, которые в развитых и странах третьего мира прокладывают себе дорогу не революционным (скачкообразным), а сугубо эволюционным менее заметным, не лавинообразным путем.
Социалистическая система ценностей рухнула практически одновременно и не смогла стать основой для поиска основ нового существования. Она доживает свой век лишь в воспоминаниях людей, не способных к переориентации.
Именно поэтому поиски новой системы ценностей в постсоветских странах происходят при отсутствии вообще какой-либо эффективно работающей системы жизненных ориентаций, и у таких поисков отсутствует коррелятивный элемент, по отношению к которому может выстраиваться новая система ценностей.
Когда нет развитых и эффективно функционирующих духовно-ценностных ориентаций и привычки к юридическо-правовому или патриархально-религиозному регулированию социальных процессов, закрепленному в подсознании многих поколений, уважению к Институту Права — дозволенным становится все! Как в свое время Питирим Сорокин сказал: «Если ни религиозные, ни этические, ни юридические ценности не контролируют наше поведение, что тогда остается? Ничего, кроме голой силы и обмана». А это порождает «…моральный цинизм, нигилизм и принцип «сила есть право».
В постсоветских странах до недавнего времени единственным ориентиром было преобладание силы и насилия, именно право делает страну цивилизованной: «…право — по преимуществу социальная система и, притом единственная социально дисциплинирующая система. Социальная дисциплина создается только правом; дисциплинированное общество и общество с развитым правовым порядком — тождественные понятия», такое определение праву дает Б.А. Кистяковский.
Но проблема у большинства стран, образовавшихся на постсоветском пространстве, состоит в том, что нет должного уважения к Институту Права и никогда не было. У этих стран, вышедших еще из Российской Империи «нарушают закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство» писал еще Герцен, в середине ХIХ века. Другими словами, уважения, закрепленного в подсознании многих поколений к Институту Права нет, поэтому и возникают множественные проблемы и бедствия.
И тогда чтобы отвлечь от необходимости задумываться о причинах бедствий, постигших страну, семью, лично человека, появляется подсовывается образ врага, и для массового сознания все становится предельно просто и понятно. Во всем и всегда виновен враг. Задача уничтожения этого врага постепенно приобретает навязчивые формы и превращается в своеобразную манию. Появляется азарт преследования жертвы, и гордость, когда эта жертва превращается в добычу, срабатывает инстинкт победителя, для которого нет ничего невозможного. Тем более что «охота» ведется не в одиночку, и никто ничем не рискует, а завладеть можно — в воображении, — чуть ли не всем миром.
И гражданские, и религиозные войны всегда начинались, на базе этнонациональной и религиозной ксенофобии, являющейся одной из самых древних комплексов массового сознания, которые не без успеха культивируют и используют как правители всех стран и народов, так и оппозиционные силы, рвущиеся к власти.
Любой разумный человек, хоть сколько-нибудь способный к последовательным выводам, никогда не соблазнится на эти добровольно надеваемые на себя шоры, сужающие его взгляд на мир до небольшого фрагмента. Тем не менее, и национальный и религиозный фундаментализм с завидным постоянством возрождается снова и снова.
Национализм (как радикальная идеология и социальная практика) никогда не имел ничего общего с процессами возрождения национальных культур и формами проявления культурных приоритетов. Он всегда был методом и средством достижения с помощью культуры — политических целей. Это следует из самой его природы. Потому что радикальный национализм как идеология и социальная практика — это культивирование в сознании людей национальной принадлежности и использование её как руководящего принципа политической борьбы. Уже поэтому это является формой разделения людей на «своих» и «чужих». Национализм объединяет людей всегда «против» кого-то или чего-то, представляет собой средство борьбы с кем-то или чем-то. В этом проявляется его далеко не «ангельская», а агрессивная, сущность, тем более, когда речь идет о национальном радикализме, базирующемся на идеологии фундаментализма.
В настоящее время именно национальный фундаментализм практически на всей территории постсоветского пространства превратился в весьма распространенную идеологию и практику социального и государственного реформирования. Если учесть, что такая идеология и практика не может получить сколько-нибудь широкого распространения без гласной или негласной поддержки со стороны правящей верхушки, то можно предположить, что именно эта политическая сила способствуют распространению идеологии и социальной практики фундаменталистского толка.
Основная цель, которая лежит в основе позиции правящей верхушки власти, — это стремление «перевести стрелки», отвлечь население, переключить его внимание с действительных проблем на надуманные. Во многих постсоветских странах идет ожесточенная борьба между правящими и рвущимися к власти политическими силами. С помощью этнического и религиозного фундаментализма, а точнее — их последовательными сторонниками, власть приобретает дополнительный механизм своей поддержки и одновременного воздействия на население.
Проповедники таких идеологий и социальных практик, как правило, агрессивны и непримиримы, и прекрасно понимают, что полностью зависят от Власти, которая дала им возможность всплыть на поверхность социальной и политической жизни. Именно поэтому они любыми способами, вплоть до экстремизма и терроризма, будут стоять горой за такую, способствующую их деятельности или закрывающую на нее глаза, власть, и будут противодействовать любой власти, которая не дает им возможности разжигать ксенофобские настроения в обществе, основанные на патриотической, языковой, культурной или религиозной основе.
После хаоса, возникшего после распада Советского Союза и неразберихи вызванной пониманием того что произошло, необходимо было спокойно и непредвзято проанализировать сложившуюся ситуацию, и это не позволило бы превратить возникшие после распада государства в зоны повышенного риска.
Те, кто оказались в то время у власти, старались её удержать в своих руках любыми способами и сохранить государственную независимость. А для этого им важно было не вносить изменения в устройство государства, а убедить население в том, что независимость — единственно возможный путь к процветанию и благоденствию. Базой для этого должна была независимость, а не промышленный, научно-технический и аграрный потенциал страны, задействованный в государственном переустройстве, и помощь ЕС и США.
Имелось в виду, что капиталы запада широким потоком потекут в Латвию и позволят ей разрешить все стоящие перед ней проблемы. Всячески пропагандируя тезис из известного романа — «заграница нам поможет!», власть внушала населению страны мысли о том, что Латвия без каких-либо существенных собственных усилий превратится в одну из самых процветающих стран мира и латыши русского происхождения в скором времени за счастье почтут сменить свое российское гражданство на латышское.
В первые годы после получения Латвией независимости вопросы экономического, политического, гуманитарного характера занимали лишь второстепенное место в системе государственных интересов. Страна нуждалась тогда в национальном и государственном самоопределении, в осознании себя не осколком империи, а исторически сформировавшейся социальной общностью, неслучайно получившей государственную независимость.
Почти никто не задумывался (а может не хотел задуматься?) над тем, что вопросы государственного строительства и реформирования, представляют собой сложную задачу, разрешить которую непросто, потому что это потребует довольно много времени и ни о каком процветании в ближайшие годы речь быть не может, а строительство и реформирование может быть успешным только в том случае, если его основой станет осознание необходимости этого строительства и реформирования (для чего и что реформируем и строим?), а также механизмов, с помощью которых можно достичь результат.
Именно из-за этого Латвия оказалась неспособной на первом этапе, как независимое государство трезво оценить ситуацию внутри страны и свое место в мировом сообществе, наметить приоритетные, с учетом специфики её промышленной инфраструктуры, области экономического развития, четко сформулировать определенные, реально достижимые и стра"тегически важные цели внутренней и внешней политики. В результате, всего за несколько лет после независимости Латвия растеряла большинство из тех преимуществ, которые у неё были на стартовой позиции, и столкнулась с глубоким системным кризисом, затронувшим практически все области, которыми она была представлена как государство.
В последствии этого возникли:
• полная дезорганизация промышленности и сельского хозяйства;
• непрерывно скачкообразно увеличивающийся внешний долг государства;
• финансовый крах;
• не выплачиваемая месяцами, а то и годами заработная плата; растущая безработица;
• все увеличивающийся отток из страны научных кадров и высококвалифицированных специалистов;
• доктора наук, торгующие на «блошиных» рынках ширпотребом; нищие и бомжи, заполонившие улицы;
• растерянные и неспособные справиться с нарастающим валом преступности органы МВД,
• нарастающее социальное напряжение в обществе.
При попытке оправдать сложившееся в те годы положение дел ссылаются на отсутствие в стране собственных энергоносителей, козни России и неоправдавшиеся надежды на существенную помощь запада. При всем желании с этим трудно согласиться.
Только очень наивные люди могли рассчитывать на то, что запад будет вкладывать своей кровью и потом нажитые капиталы в экономику страны, промышленность которой неконкурентоспособна, сельское хозяйство в запустении, инфраструктура не отвечает современным требованиям, правовая база рыночной экономики отсутствует, а экономическая преступность процветает. Только очень наивные люди могли рассчитывать, что другие государства, включая и Россию, будут заниматься благотворительностью, вместо того чтобы отстаивать собственные национальные интересы. Не было учтено то, что на территории Латвии нет, в отличие от ряда других постсоветских стран, нефти и газа с помощью которых можно было бы не только удовлетворить собственные запросы, но и, экспортируя их, подпитывать экономику в процессе ее реформирования существенными финансовыми инъекциями.
Основной причиной того, что Латвия уже в первые годы после приобретения независимости растеряла все свои козыри и оказалась в состоянии кризиса, был непрофессионализм управленческой верхушки, и её же чрезмерные и необъяснимые с позиций здравого смысла запросы. Именно непрофессионализм и чрезмерные запросы привели к тому, что усилия по реформированию страны носили не целенаправленный и последовательно реализуемый, а ситуативный и противоречивый характер.
Если то, чего для себя и от мира хочет Россия, никому ни в России, ни за ее рубежом неизвестно, то устремления Латвии были абсолютно прозрачны. Уже в первые годы после независимости Латвия наглядно показала и доказала, что она хочет всего и сразу! Но стремясь получить все и сразу, она потеряла способность приобрести хоть что-нибудь.
Любой аналитик скажет, что стремление получить все и сразу может возникнуть лишь в рамках неструктурированного индивидуального или предметно-ориентированного сознания, а системно-структурированное сознание всегда связано с выделением других содержательных преимуществ и отвечающих им внешних целей.
В первые годы после независимости политическая верхушка Латвии только делала вид, что занимается государственным строительством и реформаторством. В действительности она занималась совсем другим — самоосознанием, самопознанием и самоутверждением. Получив власть, политический истеблишмент Латвии довольно долго не мог осознать, что в отличие от наследственной монархической власти, власть в демократическом государстве — это четкая фиксация цели, при этом сама власть является одним из инструментов её достижения.
Но даже если бы формирующаяся в первые годы независимости политическая верхушка Латвии уяснила бы эту цель, то в дальнейшем последовательно к ней идти, вряд ли бы оказалось бы возможным. Дело в том, что достижение цели в рамках сложного процесса кардинального реформирования общества тесно связано с уровнем профессионализма тех, кто осуществляет подобное реформирование, то есть представляет собой исполнительную, законодательную и судебную ветви власти. А так как политическая верхушка в момент получения независимости Латвии не имела необходимого контингента высококвалифицированных кадров соответственного профиля; многие из тех профессионалов, которые имелись, вследствие факторов языкового, идеологического, финансового характера в первые же годы после независимости поспешили покинуть Латвию; косность, инертность и нечистоплотность определенной части политиков, во всем блеске проявившиеся во время получения независимости, привели к тому, что едва ли не все нестандартно мыслящие талантливые специалисты, которые способны были быстро адаптироваться к новым условиям и предложить действительно перспективные пути изменения государства и общества, оказались отстраненными от власти и принятия судьбоносных решений; а еще и потому, что обрести власть всеми правдами и неправдами стремились люди, меньше всего думавшие о благе народа, ни о каком кардинальном реформировании речи быть не могло.
Позже положение начало меняться. Постепенно политический истеблишмент учился управлять страной и пришел к осознанию того, что всеобъемлющее, системное и кардинальное реформирование необходимо проводить и чем быстрее тем лучше. Более того, со временем стали все более различимы попытки сделать четкие и вполне определенные выводы: сравняться с европейскими странами в социокультурном и экономическом развитии Латвия не сможет, если будет ориентироваться на принципы игры в «догонялки».
Другими словами, прошедшие годы не явились временем загубленных надежд и развеявшихся иллюзий. Латвия многому научилась и в будущем положение в стране должно измениться к лучшему. Нужно понять, что поиск новых принципов реформирования и перспективных ориентиров развития связан, прежде всего, с жёсткой самооценкой, то есть с конкретизацией представления о том, что Латвия представляет собой сегодня. Позиция страуса спрятавшего голову в песок абсолютно бесперспективна.
Павол Баранай, президент DEC 2008-2010, Надежда Филина
г. Баньска-Быстрица, Словакия
г. Киев, Украина
Дайджест »
Быть непохожим на других. Взгляд издалека »
Views: 29187 Diplomatic Club
